Когда мы влетели в первый поворот, прижимной гравигенератор взвыл — в эти мгновения он поглощал столько энергии, сколько хватило бы такому городу, как Чикаго, на целый год. На втором вираже мы ускорились и помчались по дальней от трибун прямой. Когда перед третьим поворотом я начал перетормаживать, Бэбс буквально застонала от наслаждения. Я же почувствовал, как вместе с дымящейся резиной начинает плавиться мой мозг. Все тело от ногтей до кончиков волос покалывало невидимыми иголками, словно сквозь меня пропустили слабый электрический ток. Есть у Бэбс такая привычка: на разминке она ведет себя, как расшалившийся жеребенок, а мне приходится надевать под противоперегрузочный костюм специальные резиновые трусы.
Впрочем, я подозреваю, что не одна она такая. Наверное, поэтому желающих стать пилотом сверхскоростного болида, оборудованного нейроконтактной связью, не слишком много, хотя корпорации не скупятся на гонорары. Но я — другое дело. Я профессионал, для меня главное — работа, а все сопутствующие обстоятельства мне до лампочки, если вы понимаете, о чем речь.
Я продолжал держать трассу, немного прибавив обороты на коротком отрезке между виражами. На четвертом повороте Бэбс снова врубила гравигенератор на всю катушку, и несколько мгновений спустя мы вновь оказались на «решетке» старта — с неофициальным рекордом трассы, как гласила надпись на табло. Зрители на трибунах забушевали, что, впрочем, прозвучало для меня просто статическими помехами.
Да, Бэбс была далеко не ординарной машиной. Как и все болиды ее класса, она могла использовать специальную гоночную программу, когда присутствие пилота абсолютно не нужно, однако руководство Галактической гоночной лиги довольно быстро поняло, что смотреть, как носятся по кругу компьютеры на колесах, и — главное! — платить за это никто не хочет. Кому интересны гонки подросших игрушечных автомобильчиков? Лига пересмотрела правила и ввела поправки, обеспечившие работой несколько десятков отчаянных парней с мозолью на правой «газующей» ноге и вживленными в шейный отдел позвоночника нейроразъемами.
Время от времени я говорю Бэбс, что ей совершенно незачем таскать на спине лишний груз, но это только шутка, и она это отлично понимает.
— Ты отлично справилась, крошка, — сказал я и ухмыльнулся.
— Спасибо, Бадди, — проворковала Бэбс в ответ.
Мимо нас промчался другой автомобиль. На стартовом табло замигали огоньки, и наш счастливый тринадцатый номер переместился на второй ряд стартового поля. Мне не нужно было долго гадать, кто займет освободившееся место.
Машина номер одиннадцать.
— Как дела? — спросила Бэбс, На этот раз она связывалась непосредственно с подкоркой головного мозга, хотя гонка еще не началась. Мы отсиживались в боксах, ожидая, когда нас вызовут на старт. Должно быть, я сильно помрачнел, поскольку и Бэбс, и Спарки это заметили. Бэбс, правда, была не в курсе, но Спарки знал. Бороться с Фойтом четвертого поколения (тогда он сидел за рулем Интел-Пенске) пришлось мне, но Спарки был со мной в тот день. И хорошо помнил, чем кончилась гонка «Уайлд-Райд».
— Это Лю́си? — спросил он.
— Кто такая Люси? — неожиданно вмешалась Бэбс, словно очнувшись от каких-то своих мыслей.
Я молча глядел на машину номер одиннадцать. Она изменилась, и сильно изменилась. Ей переделали аэродинамику, очистили банки памяти, к тому же раскрасили, как веселую девицу с Маркет-стрит. И все равно я не сомневался: под новой внешностью скрывается та самая Люси. Интересно, мрачно подумал я, что еще сделали с ней барадиане. Сейчас я видел только ее наружность, а ведь они могли полностью перекроить индивидуальность Люси.
— Ты ни в чем не виноват, Бадди, — сказал Спарки. — К тому же сейчас за рулем сидит не тот клон. Совершенно другой. Ты же знаешь: эти человекоподобные чучела долго не живут, их хватает на одну гонку, от силы — на две. — Он слегка понизил голос. — Ты должен понять, Бадди: тогда тебе банально не повезло. Да, я знаю, ты считаешь, что совершил ошибку, но это не так. Просто неудачное стечение обстоятельств. В любом случае, это осталось в прошлом, а сейчас тебя ждет новая гонка, и ты обязан выиграть. Только так!..
— Ты прав, — сказал я и кивнул. — Давай-ка этим и займемся.
Я понимал, что Спарки хотел меня успокоить. И хотя забыть о том давнем случае я не мог, мне удалось взять себя в руки. По большому счету, Спарки прав: пора вытереть сопли и, засучив рукава, взяться за работу.
— Я, кажется, задала вопрос, — заявила Бэбс таким холодным тоном, что я снова почувствовал, как по телу побежали мурашки.
— Какой вопрос?
— Кто такая Люси?
Я пожал плечами, насколько мне позволял противоперегрузочный костюм.
— Это… слишком долгая история, Бэбс. Нам пора трогаться, через две минуты мы должны быть на старте.
— Мы никуда не тронемся, пока не ответишь.
«Проклятье, — подумал я, забывая в своем раздражении об осторожности. — Надо было все рассказать ей раньше!..»
— Что ты хочешь от меня?
Вот самая большая проблема с машинами, оборудованными двухсторонней нейроконтактной связью: пилоту приходится постоянно следить за собой, чтобы держать при себе мысли и эмоции, не имеющие отношения к делу. Но это получается не у всех и не всегда. Бэбс и я были вместе уже довольно давно, и объяснить столь продолжительное сотрудничество можно только везением.
В панике я бросил взгляд на вделанный в приборную доску хронометр. Я почти слышал, как Бэбс барабанит пальцами по столу — в переносном смысле, конечно. Времени действительно оставалось в обрез, и мне было совершенно ясно, что говорить нужно как можно короче и как можно убедительнее, иначе на старт мы действительно не выйдем.
— Ну хорошо, твоя взяла, расскажу…
— Так-то лучше. — Ее ускоритель умиротворенно зажурчал.
— Люси была моей первой профессиональной машиной, с ней я одержал первые победы на треке. Одна из ранних моделей Локхид-Рейнард, настоящее произведение искусства… она не имела равных по скорости и маневренности. В течение двух лет мы были непобедимы…
— Да, — поддакнул Спарки, — до «Индианаполиса» тридцать четвертого года.
— Значит, — с угрозой сказала Бэбс, — до меня у тебя уже была девушка?
— Остынь, крошка. Когда мы с тобой встретились, я уже был трехкратным победителем «Индианаполиса», и ты прекрасно об этом знала.
Но Бэбс нелегко смутить. Ее замешательство длилось лишь несколько тысячных секунды.
— И что случилось потом? — спросила она.
Я подумал о времени, которого оставалось все меньше и меньше.
